Ехать в Херсон

Это дорога, которая длится менее 12 часов. Ты садишься в поезд, чтобы уже через ночь оказаться совсем в другом мире.

Из условно мирного Киева, где даже баллистические ракеты, скорее всего, собьют, ты попадешь в Херсон, где может прилететь что угодно и сбито не будет.

За полчаса до отправления поезда Киев-Херсон собирается полная платформа людей. Много маленьких детей. Они держатся за чемоданы и родителей, предвкушая приключение. Я надеюсь только, что хотя бы большинство этих малышей не повезут во фронтовой город.

Такая наклейка есть сейчас во всех вагонах, но в херсонском она особенно символична. "Этот поезд - свободная украинская территория".

Как-то в Херсоне был обстрел, и задело один из вагонов, выбило стекла в тамбуре. Однако поезд приехал вовремя. Это меня больше всего удивляет. Ничего, что вагон поврежден, - надо ехать. Это был вагон номер 11. Поезд приехал вовремя. И люди на платформе обнимали родных из Херсона теплее, чем обычно.

В этом поезде почти всегда есть в продаже билеты в плацкарт. Билет стоит 159 гривен, купе - 332, это уже с постелью. Купейный купить почти невозможно, я, и как выясняется позже, мои попутчики, пытались "выцепить" билет.

В купе нас трое. Мой сосед в гражданской одежде, но по мелочам ты всегда узнаешь военного. По камуфляжной сумке, по патчу на ней. По привычке не спать ночью. Его зовут Саша, ему 36 лет. Он сразу протягивает мне и нашей попутчице конфеты.

Соседку зовут Лена, но Саша называет ее тетей Леной и требует, чтобы она не отказывалась от конфет.

Саше нужно поговорить. Он едет в родной Херсон на похороны мамы. Почти сразу мы узнаем, что маме было 68, она не погибла, а умерла от рака легких. Что Сашу отпустили со службы, потому что маму должен похоронить именно он. Потому что брат на оккупированной территории. Потому что жена и сын в Польше, и теща в Польше, и даже "пратеща" тоже там. Жена немного сердится, что Саша сразу после деоккупации Херсона пошел в армию. Саша же очень рад, что жена и ребенок в безопасности.

Он рассказывает нам, как он говорил им, что началась война, потому что его окна выходят на Чернобаевку, и он понимал, что семье надо уехать.

Технически он тоже мог уехать в Польшу через Россию, но решил остаться и идти в армию. Он теперь связист, но о службе почти не рассказывает. Он рассказывает, как прокладывал на Херсонщине интернет. Еще до полномасштабной войны. Кажется, мы с Леной в курсе всей схемы укладки интернета Херсонщины.

Елена - из Баштанки. Она рассказывает нам, как этот городок на Николаевщине сопротивлялся. Ей больно за свой город. Она сердится на главу ОТГ, который постоянно писал что-то неуместное в соцсетях, и таким образом Баштанка страдала от ракетных обстрелов.

Рассказывает о том, как прятались, хотя особо и негде было - подвала нет. Как наградили и назвали героями тех, кто проходил мимо, и не назвали тех, кто погиб, выйдя на сопротивление врагу.

Лена с Сашей говорят полночи.

Это как заседание южной ставки. Они едут домой и говорят о войне.

В соседнем купе женщина рассказывает об учителях с оккупированных территорий. Как продолжали платить деньги учителям, которые не предали. В ее голосе много обиды на тех, кто предал.

В этом вагоне случайные люди говорят с попутчиками о своей жизни, но так получается, что говорят о войне, оккупации, обстрелах и страхе.

Проводница утром наливает мне чай. До Херсона меньше двух часов.

- Давайте с тимьяном вам чай сделаю?

Проводница предлагает чай, с которого 5 гривен должно идти на дроны вооруженным силам.

Я пью чай и, как это принято в вагоне, смотрю в окно.

За Николаевом начинается участок железной дороги, по которой проходила линия разграничения.

Я узнаю места, в которых была десятки раз.

Вот мы проехали мост, под которым обычно стояли наши зенитчики, которые сбивали вражеские дроны и, наверное, до сих пор сбивают, но уже где-то дальше.

Вот мы проезжаем село, в котором с одной стороны были наши, с другой - чужаки.

Там все до сих пор разбито. Только сине-желтый флаг. И куски домов (ну, то, что осталось) закрыты синей пленкой, чтобы когда-то, возможно, их восстановили хозяева.

Мы проезжаем посадки. Они все в метках от саперов. На деревьях - белые бантики, вокруг - окопы, заброшенные блиндажи.

Мы проезжаем длинные поля - никакой уверенности в том, что они уже разминированы.

Мы едем через разбитый город, который на зиму переоделся в коричневые и серые цвета.

На перроне слышно, как где-то дальше прилетают вражеские снаряды.  На платформе люди сразу расходятся в разные стороны - на вокзале лучше не задерживаться.

Мне трудно самой в это поверить, но я очень соскучилась по этому разбитому городу.