Поезд Бахчисарай-Берлин: Часть 1. Станция “Симферополь”

К годовщине полномасштабного вторжения мы публикуем воспоминания крымчанки Эльнары Летовой, для которой война началась не год назад, а с оккупации Крыма в 2014 году.

23 февраля 2014 года. Этот вечер я, пожалуй, запомню до конца своих дней. Долгожданная победа Майдана. У меня гости, мы смотрим по телевизору прямую трансляцию из Киева и радуемся сквозь слезы.  Мои гости - это американские друзья, волонтёры из “Window on America” и преподаватели симферопольского университета, который тогда еще назывался КИПУ. Сама я училась в КНЭУ, а к ним ходила на “клабы”, прокачать разговорный английский. 

Мы плакали, кричали и обнимались за столом, который я накрыла в своей симферопольской хрущевке-двушке. Ее мы успели купить с (теперь уже бывшим) мужем летом 2013-го. В планах был грандиозный ремонт и казалось, что и жизнь уже вся была распланирована и стабильна - я работала в престижной американской компании, моя карьера стремительно шла вверх. У мужа, талантливого художника и веб-дизайнера, отбоя не было от клиентов. И впервые за свою жизнь я, с 13 лет мечтавшая жить в Берлине, подумала, что в Крыму не так уж и плохо, что мы нашли способ, как в таком депрессивном регионе развиваться и расти в интересных и новых сферах, ведь в Крыму кроме туристического бизнеса (если это, конечно, можно было назвать бизнесом) особо нечем было заниматься. Это уже в 2010-х в Украине, как и во всем мире, начала огромными темпами развиваться IT-сфера. До какого масштаба она разрослась в Крыму, я поняла только после аннексии: компания, в которой я работала, была одной из немногих остававшихся на полуострове до последнего, и к нам толпами шли искать работу специалисты из тех компаний, чьи офисы закрылись. 

Друзья-американцы, гостившие у меня в тот вечер, уехали в день захвата Совмина. Сначала в Одессу, а потом в Молдову, причём их 9-летний сын даже не обулся, они все просто прыгнули в машину и уехали, оставив в Крыму все. Я сама, конечно же, осталась. Но ни есть, ни пить, ни сосредоточиться и работать не могла. У меня был полный ступор и анорексия впридачу.

Я не могла поверить в происходящее, и тогда впервые у меня промелькнула мысль заняться журналистикой - мне хотелось кричать на весь мир о том, что происходит в Крыму, и насколько это все серьезно, а главное - несправедливо. По крайней мере, по отношению к тем, кто не звал и не ждал Россию. 

Я никогда особо не интересовалась политикой. В графе “Политические взгляды” на моей страничке очень популярной тогда в Украине российской соцсети “ВКонтакте” значилось “Индифферентные”, и многие у меня спрашивали, как так. А вот так, все равно мне было. 2014 год поменял все, я начала интересоваться вещами, которые меня раньше никогда не волновали, в частности историей вторжений России/СССР/Российской империи в соседние государства. Только в 2014 году я узнала о существовании Приднестровья. Только в 2014 году заинтересовалась, а что же именно было в Чечне, Грузии и Афганистане. В итоге моя скромная журналистская карьера началась с длинного сообщения в фейсбуке, которое я разослала тогда всем моим англоязычным друзьям. Американцы, что гостили тогда у меня, даже отправили его своему сенатору.

Когда я делилась с коллегами и друзьями своими мыслями о возможности третьей мировой, меня называли фантазеркой и паникершей. Я была уверена, что масштабная война теперь просто неизбежна. Потом, когда боевые действия годами не выходили за пределы Луганской и Донецкой областей, я и сама уже начала думать, что тогда просто перенервничала и нафантазировала. Но 24 февраля 2022 года поняла, что - нет. Даже в этот день я пережила меньший шок, чем в феврале 2014-го. Еще тогда в моей голове выстроились все возможные сценарии развития событий в ярких картинках. 8 лет меня преследовали кошмары со сценами войны. Видимо, мой мозг пережил полномасштабное вторжение задолго до того, как оно действительно случилось. Такого потрясения, как в 2014-м, со мной не было даже тогда, когда я в 16-летнем возрасте попала в аварию, и врачи сказали, что я, возможно, никогда не смогу нормально ходить - а может даже ходить вообще. Кажется, с той ситуацией я справилась лучше, чем с приходом России в Крым. Я не могла себе представить, что в 21 веке такое возможно в принципе. Что теперь у нас тут рубли вместо гривен. Что моя столица Москва, а не Киев. И я так же не могла себе представить, что такие вещи могут хорошо закончится.

Тогда я думала, что кричать “Крым - Россия!” могут или интеллектуально неполноценные, или психически нездоровые, ну или выжившие из ума и потому ностальгирующие по совку старики. Я думала: ну сколько их тут, этих маргиналов, процентов 5? Каким же было мое удивление, когда мои коллеги, работники американской компании, имеющие высшее образование и весьма достойную долларовую зарплату, радовались точно так же, как и эти маргиналы в сюжетах российских телеканалов.

Чего я только не услышала от наших ведущих спецов тогда - от черной трансплантологии прямо на Майдане до амфетаминов, которые выдавали американцы всем протестующим. “А что, хочешь сказать, человек в нормальном состоянии будет голыми руками против вооруженных беркутовцев идти?”

Мне понадобилось очень много времени, чтобы понять и принять тот факт, что не существует, к сожалению, зависимости между “крутизной” специалиста в определенной сфере и его способностью к критическому и аналитическому мышлению. Но уже тогда я поняла, насколько отличаются пророссийски настроенные граждане от проукраински настроенных. Ведь каждый судит по себе: подвиг за Россию возможен только в пьяном угаре.

А еще я, крымская татарка, услышала тогда от своих же (как мне тогда казалось) крымчан, как Сталин пожалел “татар-предателей” и “просто депортировал” их вместо того, чтобы расстрелять. Что “этих татар тут никогда не было", "все это выдумки, понаехали, пусть валят в свой Узбекистан". Я сама слышала беседу двух тетушек, которые ходили по нашему микрорайону и выбирали себе дома, которые “возьмут, когда татары свалят”. Или вот еще был случай. Заскриню и буду сворачиваться с этим. Пока, по крайней мере.